#166

[graalalli]

still lonely

фэндом: seventeen; Джису|Джонхан, Чихун
на ключ «джиханы, глупости, весна и первые влюбленности» от  blow it like flute
ау, дружба с легким намёком на романтику в финале, g

читать на фикбуке

читать здесь

Джису девятнадцать, он старше многих литературных и экранных героев, а потому уверен, что приключения и любовь ему уже не положены – в силу возраста. Про магию нечего и говорить: его сова с заветным письмом, должно быть, ошиблась домом, городом или страной, а волшебный шкаф не подошел в его квартиру по стилю. И все, что теперь осталось – смотреть вслед очередной уходящей весне, злиться – на себя, на мир, на всех этих счастливых, смелых, влюблённых, считающих себя цельными – пока не расколются опять на две не зависящих друг от друга половины.
Джису об этом – никому. Джонхану вот разве что, а ещё Чихуну - они знакомы друг с другом целую жизнь, и это кажется серьёзным поводом для безоговорочного доверия.
– Придурок ты, – говорит Джонхан и ловит на себе недовольный взгляд Чихуна, его тихое «не выражайся»; Джису едва сдерживает улыбку: Чихун, вообще-то, не очень любит Кэпа. – Дурак в смысле.
Над Джонханом – бесконечное небо, голубое, как его рубашка; над Джонханом – игривое солнце, и он прячется от него под своей чёрной широкополой шляпой – так наивно, но осторожно. Улыбается чуть снисходительно – небу, солнцу, всему миру, Джису. В его улыбке прячется май, такой, какой он есть – жаркий, яркий, обнадёживающий.
– И переживаешь ты из-за дурости, и живешь дуростью, и делаешь, по большей части, тоже дурости.
Джису передергивает плечами – недовольно, уязвленно.
– Приключения всюду вокруг тебя, – не унимается Джонхан, – а любовь... – взмахивает легко рукой, подыскивая слова. – Не знаю. Мы вон с Чихуном живем как-то, не паримся.
Джису в ответ хмыкает и просит Джонхана назвать хоть одну причину, по которой Чихун вообще хоть раз парился.
– Когда «Ганнибал» закончился, – отвечают они в один голос.
Джису смеется – неохотно, но искренне. Он им обоим немного завидует. Джонхану – у того май в улыбке, ветер в отросших русых волосах; ярко-жёлтый подсолнух, вышитый на нагрудном кармане рубашки и безграничная – безвозмездная, что важнее – любовь к жизни. Чихуну – он всегда между ними, как мост меж двух миров; у него круглые очки без стекол, хиленькая стопка книжек в руках, он спокойный и немного строгий – Джису иногда кажется, что потерявшееся и такое заветное письмо попало именно Чихуну в руки.

***

– Ненавижу тебя, Хон Джису, – говорит Джонхан несколькими днями спустя, заваливаясь рядом с ним на скамейку: в бледно-серых, почти белых джинсах, чёрной футболке, с дурацкой мейнстримной подвеской-пиццей на чёрном перекрутившемся шнурке; волосы щекочут скулы, браслеты звенят на запястье. Вокруг - вечер и безлюдный двор. – Ни приключений, ни магии, ни отношений хоть каких-нибудь маломальских. Моя жизнь - беспросветное дно, и это твоя вина.
Джонхан выглядит не выспавшимся и немного злым. Они говорят обо всем этом долго: о том, что магии нет, приключения умеют прятаться, для путешествий нужны деньги, а девятнадцать – отстойный возраст. Джису говорит, что для таких, как Джонхан, устроить себе личную жизнь – не проблема.
– Посмотри на себя, – улыбается, сам уже и забыв о собственных бедах и плохом настроении. – За тобой же бегают все, кто вообще способен на бег, независимо от расы и пола.
– Бонусы для ведущего школьного радио. И отличника. И я ведь в сборной по волейболу. И много чего еще.
Когда они оба замолкают, Джису вдруг хочется сказать ему, что Джонхана можно любить и по множеству других причин – он же любит. По-своему, конечно, без учащённого пульса, забытых слов и пересохшего горла; не до бабочек в животе и поцелуев на дворовой скамейке весенними вечерами (Джису думает об этом и - ему вдруг страшно хочется), а очень спокойно и уверенно - как данность; как кого-то, чью дружбу не хочется менять ни на что иное. Но – любит. Джису хочется сказать ему об этом, но он не говорит. Потому что Джонхан не поймёт; Чихун бы вот понял, а Джонхан – не поймёт. Для него это все – разговоры, мысли – дискомфорт и нервотрепка, глупые наивные откровения, минуты слабости. Поэтому Джису говорит только – смешливо, с легкой снисходительностью:
– Придурок ты, вот что. Всё в твоей жизни есть: от и до.
И Джонхан смотрит на него – долго и вдумчиво, глаза в глаза, а потом улыбается и кивает:
– Ага. Всё есть.
И – голову кладет на плечо, виском прижимается к подбородку, боком – к боку.
– Вот прямо сейчас, – говорит, –- всё есть. И магия, и, наверно – Джису вздрагивает – любовь, влюбленность эта дурацкая и всеобщая, весенняя. И начало интересного приключения.
– И путешествие, – говорит Джису. Ловит непонимающее молчание, говорит – Длиною в жизнь.
Джонхан фыркает:
– Всё так просто, что даже скучно.
И Джису, возмутившись, дергает плечом:
– Захлопнись.
Джонхан смеётся ему в ответ и вместе с его смехом их накрывает своим вечерним небом май.